«Привлекательность»

Думается, что «непутчистский» характер индонезийского офицерства связан по крайней мере еще с двумя факторами.

Армия, родившаяся вместе с республикой, не могла относиться к государственной власти (которую она если и не создала, то отстояла) как к чему-то чуждому. Ситуация была иной, чем в Египте, Ираке или Сирии, где армия выступала против старой элиты, связанной с империализмом. С самого-начала армия рассматривала себя как политическую и государственную силу, как часть сложившейся системы, в рамках которой она могла укреплять свое влияние и добиваться привилегий, не прибегая к перевороту. Эта система, в общем, устраивала армию, и она опрокинула ее лишь тогда, когда осознала, что эволюция системы угрожает ее интересам.

Насутион, влияние которого в армии непрерывно росло, понимал, что в условиях конца 50-х годов переворот создал бы больше новых проблем, чем. разрешил старых. Индонезийское офицерство действительно отличалось «неуверенностью», как пишет Покер, но это была лишь неуверенность оттого, что оно не знало, улучшит ли переворот его положение. Эта неуверенность проистекала из убеждений, что в рамках существовавшей системы армия сумеет добиться всего без военной диктатуры.

Бирманская армия родилась в ходе освободительной борьбы и также столкнулась с несостоятельностью гражданского режима, но она поступила иначе, чем индонезийская. Это можно объяснить тем, что во главе бирманской армии стоял профессиональный революционер, а также тем, что в Бирме не было такого «харизматического лидера», как Сукарно. Ведь, несмотря на то что Сукарно серьезно скомпрометировал себя во время событий 30 сентября 1965 г., армии понадобилось полтора года, чтобы убрать его; это говорит о масштабе влияния президента. В середине 50-х годов подобная попытка имела бы мало шансов на успех. Насутион, возглавлявший тогда «умеренную фракцию», бесспорно, это понимал.

Но экстремистская фракция, пошедшая за Лубисом, рассуждала иначе. Она тоже, как и фракция Насутиона, была против коммунистов и против системы парламентской «либеральной демократии», но не рассчитывала на мирную эволюцию режима вправо.